Села читать первую автобиографическую книгу Василия Ланового "Счастливые встречи" (1983).
Как актер он мне очень нравится, особенно в первом фильме "Аттестат зрелости" (1954), такой красавчик - глаз оторвать нельзя)) Ну и конечно Грэй в "Алые паруса" (1961), Вронский в "Анна Каренина" (1967), Иван Варавва в "Офицеры" (1971). Это те его роли, которые лично мне нравятся.
Как актер он мне очень нравится, особенно в первом фильме "Аттестат зрелости" (1954), такой красавчик - глаз оторвать нельзя)) Ну и конечно Грэй в "Алые паруса" (1961), Вронский в "Анна Каренина" (1967), Иван Варавва в "Офицеры" (1971). Это те его роли, которые лично мне нравятся.
В общем, под влиянием этих фильмов, решила книгу прочесть.
Начиналось все красиво и интересно, первые страниц 60. Когда читала о встрече Ланового и его матери после войны, то плакала. А потом восторг от книги стал стихать и постепенно появилось стойкое ощущение, что читаю речь ответственного партийного работника с трибуны на съезде ЦК. Много рассуждений, много патриотизма, много повторений по кругу одних и тех же мыслей, в общем, стало неинтересно и книгу я так и не прочла полностью.
Но, очень хочу тут оставить вот этот кусок из книги, который очень тронул меня.
Начиналось все красиво и интересно, первые страниц 60. Когда читала о встрече Ланового и его матери после войны, то плакала. А потом восторг от книги стал стихать и постепенно появилось стойкое ощущение, что читаю речь ответственного партийного работника с трибуны на съезде ЦК. Много рассуждений, много патриотизма, много повторений по кругу одних и тех же мыслей, в общем, стало неинтересно и книгу я так и не прочла полностью.
Но, очень хочу тут оставить вот этот кусок из книги, который очень тронул меня.
"...Шло время, и, несмотря на то, что продолжалась война, с наступлением весны надо было думать о новом урожае, о том, чем прокормиться в следующую зиму. К сельскому труду приобщали и нас, детей. Первое время нам, мальчишкам, доверяли пасти коров, а позднее разрешили смотреть за лошадьми, ездить верхом, купать их, отчего радость получали огромную. Мы брали с собой кусок черного ржаного хлеба, а когда с хлебом становилось трудно, несли с собой в поле малай — лепешки наполовину с кукурузой, бутылку молока. Сгоняли коров в стадо и босые, в холщовых домотканых штанах и рубахах уходили по утренней росе за деревню. Рано утром вставать обычно не хотелось, но стоило выйти из хаты, как утренняя свежесть и первые ласкающие утренние лучи солнца снимали сон мгновенно. Пробуждалась вокруг вся природа; на глазах вздымались в небо с радостными переливами жаворонки, радуясь новому дню, по полям разливались ароматы полыни, клевера, гречихи, смешанные с запахами стада медленно двигающихся коров — все это создавало неповторимую картину деревенской жизни, запавшую в память со всеми цветами, звуками, запахами на всю жизнь. Это неверно, когда говорят, что цвета, звуки, запахи нематериальны. Материальны, это могу сказать со всей определенностью. Я сам их ощущал почти физически — всеми нервами, всеми клетками своего тела".
"...Одна картина деревенской жизни сменяет другую. Полдень — это уже совсем другой пейзаж, другие цвета, другой ритм жизни. Жаркое, полуденное марево. Коровы, насытившись утренней сочной травы, лежат, лениво пережевывая пищу, отмахиваясь от надоедливых мух и слепней. На зеленом фоне травы они, гнедые, пестрые, разных оттенков, создают неповторимую гамму красок. Это благодаря тем далеким картинам детства одной из любимых строк стала крыловская фраза: «И прилегли стада...». Для меня это не просто фраза, а воспоминание детства, воспоминание, вошедшие в меня как одно из основных составляющих понятия Родина. Ведь слово «Родина» не абстрактное понятие. Помимо того общего, что вкладываем мы в него, у каждого из нас устанавливаются и свои индивидуальные, сугубо личные и даже интимные связи с родным домом, знакомой с детства до каждого ее изгиба тропинкой, с речкой, где плескались в детстве, со своим двором, с первой любовью, с теми картинами детства, которые живыми стоят перед глазами и десять, и двадцать пять, и пятьдесят лет. Все это в итоге и создает тот полный, всеобъемлющий, живой образ Родины. Без этих личных связей, без чего-то конкретного, может быть бытового, оно будет абстрактным, малопонятным, неполным.
«Ты ответь: что для тебя родина?» — спрашивает самого себя Рощин в «Хождении по мукам» А. Толстого и сам же отвечает: «Июньский день в детстве, пчелы гудят на липе, и ты чувствуешь, как счастье медовым потоком вливается в тебя... Русское небо над русской землей»".
«Ты ответь: что для тебя родина?» — спрашивает самого себя Рощин в «Хождении по мукам» А. Толстого и сам же отвечает: «Июньский день в детстве, пчелы гудят на липе, и ты чувствуешь, как счастье медовым потоком вливается в тебя... Русское небо над русской землей»".
"...Сначала в детстве слияние с природой происходит как бы само собой, в игре, в незамысловатом детском труде.
Пока все, что нас окружает, воспринимаем и любим не осознанно, принимаем как должное и лишь потом по-настоящему понимаем, осознаем, что значат для нас на самом деле те далекие ощущения детства. Оно приходит к нам много позднее, когда до боли сердечной нам начинает этого не хватать, когда ностальгически тянет в места детства и юности, где и начинало формироваться наше чувство Родины как чего-то родного, близкого, неосознанно
любимого. В детстве все это входит в нас как воздух, как хлеб, как родниковая вода. Но со временем вспоминаешь обо всем этом как о чем-то действительно великом, магическом".
Пока все, что нас окружает, воспринимаем и любим не осознанно, принимаем как должное и лишь потом по-настоящему понимаем, осознаем, что значат для нас на самом деле те далекие ощущения детства. Оно приходит к нам много позднее, когда до боли сердечной нам начинает этого не хватать, когда ностальгически тянет в места детства и юности, где и начинало формироваться наше чувство Родины как чего-то родного, близкого, неосознанно
любимого. В детстве все это входит в нас как воздух, как хлеб, как родниковая вода. Но со временем вспоминаешь обо всем этом как о чем-то действительно великом, магическом".
"...Земля — родоначальница всего живого на ней, она вливает в нас силы, жизненную энергию. Чем чаще мы будем погружаться в первозданность природы, оставаться наедине с нею, любить ее, тем самым будем сильнее и духовно богаче. Современному человеку, особенно городскому, вечно торопящемуся куда-то, движущемуся чисто по инерции, мчащемуся, галопирующему, неспособному уже и остановиться, на минуту задуматься над своим бытием, над тем, куда и зачем летит, природа — это как какая-то очистительная сила, благотворнее всего другого воздействующая на него. Прикоснувшись ладонью к земле, как будто физически чувствуешь, как из тебя выходят все сотни-тысячи вольт напряжения, как разряжаются тело, мозг, душа. На природе — в поле или на берегу речушки, у костра или во время прогулок по лесу — и мысли приходят другие, не засоренные мелочностью, корыстней, у костра и песни поются по-иному, и совесть здесь напоминает о себе чаще, и чувство стыдливости за свои поступки испытываешь острее, и раздумья о том, так ли ты живешь, не растрачиваешь ли себя по пустякам, тоже приходят чаще в часы уединения, в общении с природой".
"...Думаю, что у каждого человека должна быть в детстве своя деревня, свои ночные, свои стога сена, свои росы, свои солнечные восходы и заходы. В этом смысле с сожалением смотрю на своих сыновей, что они не знают той деревни или другой такой же, в какой я рос, не знают того особого чувства общения с природой, с животным и растительным миром, что не бегают босиком по стерне, не знают вкуса парного молока. Пионерские лагеря — это, конечно, хорошо, но нe восполняют всего того, что дает деревня с ее особым укладом жизни, трудовыми буднями, приобщающая к сельскому труду всех от малого до старого".
Комментариев нет:
Отправить комментарий