Итак, это роман, который получил Пулитцеровскую премию в 1921 году, а Эдит Уортон стала первой в мире женщиной, которая получила эту награду.
В своей автобиографии Уортон написала об "Эпохе невинности", что она позволила ей найти "мгновенное спасение в возвращении к моим детским воспоминаниям о давно исчезнувшей Америке...становилось всё более и более очевидным, что мир в котором я выросла и сформировалась, был разрушен в 1914 году". Многие сходятся во мнении, что в основе "Эпохи невинности" лежит история, которая борется за то, чтобы примирить старое с новым.
Уортон выросла в старом мире жесткого и правильного нью-йоркского общества, которое и описывается в книге. Она провела свои средние годы жизни, включая всю Первую Мировую Войну, в Европе, где особенно остро можно было наблюдать разрушение всего старого мира.
Книга вышла в свет, когда писательнице было 58 лет, она жила в том мире, который описала и видела как он резко изменился к концу Первой Мировой Войны. Роман известен вниманием Уортон к деталям и точным изображением того как жил американский высший класс восточного побережья 19- века.
Само же названием книги является насмешкой, ироничным комментарием к отточенным внешним манерам нью-йоркского общества, которые являются только внешней оболочкой и не соответствуют тому, что происходит внутри.
Итак, сюжет:
Ньюланд Арчер тут самый главный герой. Он джентльмен, адвокат, наследник одной из лучших семей Нью-Йорка и он молод. Вскоре он должен объявить о своей помолвке с юной и прекрасной Мэй Уэлланд, которая также является членом правящей семьи Нью-Йорка и очень удачной партией для замужества. И вот тут-то и появляется красивая Эллен Оленская, 30-летняя кузина Мэй. Она полная противоположность невесты Арчера, как внешне, так и по характеру. Эллен неудачно вышла замуж за польского графа и вынуждена была бежать от него из Европы обратно в Нью-Йорк. Эллен хочет развестись с мужем, но времена не те, когда можно было это так просто провернуть. Накануне свадьба Арчера и Мэй, семья боится скандала, поэтому всячески уговаривает Эллен вернутся к мужу. Именно по мере того как Арчер знакомится с Эллен, он начинает сомневаться в своих чувствах к Мэй.
Это если вкратце и в общих чертах. На самом деле там капец, жизнь как она есть. Мужик - мудак, Оленскую жаль, Мэй - тупая мерзкая курица, нью-йоркское высшее общество - сборище безразличных мерзких существ, ну как всегда, в общем)) И концовка - огонь, хотелось героя поколотить и сжечь на костре))
Есть экранизация 1993 года. После книги этот кошмар смотреть невозможно. Я ненавижу когда внешность главных героев искажают. Мэй Уэлланд - блондинка, Оленская - брюнетка. В фильме Вайнона Райдер, темноволосая и темноглазая, неожиданно стала Мэй, а какая-то уже старая, потрепанная жизнью Мишель Пфайфер, светловолосая и светлоглазая, оказывается Оленской. Складывается впечатление, что Скорсезе книгу не читал.
Мэй была очень чопорной и сдержанной, она была настолько зависима от мнения общества и тысячи правил, что была практически без эмоций. А Оленская вернулась такая замученная проблемами, уставшая и разочарованная жизнью, что вела себя довольно тихо, скромно и сдержанно, хотя могла себе позволить кокетство в обществе мужчин.
Включаю фильм, а там сразу видно, что американцы снимали. Мэй постоянно улыбается и хихикает как дура, а Оленская вообще чуть ли не по-мужицки так всех по плечу хлопает и тоже почему-то улыбается постоянно, при этом вся такая шумная, вульгарная. В общем, я выдержала 10 минут фильма и выключила. Ненавижу американское кино.
По давней традиции, немного цитат:
1. "...когда примадонна запела: «Любит — не любит — ОН ЛЮБИТ МЕНЯ!» обрывая и разбрасывая по сцене лепестки ромашки.
Она спела, конечно, не «он любит меня!», а «M’ama!», потому что непреложный и неоспоримый закон музыкального мира требовал при исполнении шведскими певцами немецких текстов французских опер перевода их на итальянский язык — для того чтобы… англоязычная публика лучше его понимала".
2. Но Ньюланд Арчер обладал достаточным воображением, чтобы не почувствовать: их союз с Мэй мог бы порваться и от гораздо менее веских причин. Как они, в самом деле, могут узнать друг друга, если он, как «порядочный» молодой человек, обязан скрывать свое прошлое, а она, как «девушка на выданье», обязана его вообще не иметь? Что, если по какой-то неизвестной причине они устанут друг от друга, перестанут понимать друг друга, станут раздражать друг друга? Что тогда? Он мысленно перебрал браки своих друзей — якобы счастливые — и не нашел ни одного, который бы даже отдаленно соответствовал картине той страстной и нежной дружбы, которую он рисовал себе, думая о них с Мэй. Он понял вдруг, что эта картина, о которой он так мечтал, требовала от Мэй свободы суждений, опыта, размаха мыслей — словом, всех тех черт, отсутствие которых в ней старательно воспитывали. Он ужаснулся предчувствию, что их брак обречен стать таким же, как все остальные вокруг, — скучным союзом материальных и общественных интересов, который скреплен, с одной стороны, лицемерием, а с другой — неведением. Ближе всего к этому завидному идеалу был Лоуренс Леффертс, решил Арчер. Как и полагалось верховному жрецу «хорошего тона», он достиг таких виртуозных высот в том, чтобы отшлифовать свою жену соответственно своим надобностям, что даже в самом разгаре его романа с очередной замужней дамой она улыбалась простодушно, лепеча: «Ах, Лоуренс — человек таких невыносимо строгих правил», — и негодующе краснела, отводя глаза, если кто-нибудь в ее присутствии намекал на то, что Джулиус Бофорт (чего еще ждать от сомнительного иностранца) имел побочную семью.
3. И сейчас он не мог, как ни старался, найти причины, почему его невеста, пока была свободной, не могла, подобно ему, делать какие-то собственные шаги и приобретать какой-то опыт — кроме, разумеется, одной, вполне эгоистичной и мужской, связанной с мужским тщеславием…
4. Короче говоря, эта связь была тем, что молодые люди его возраста с легкостью оставляют позади, уверенные в том, что огромная пропасть лежит между теми женщинами, которых они любят и уважают, и жалкими женщинами, которые существуют для наслаждения. В этом мнении их почему-то старательно поддерживали матери, тетушки да и все пожилые родственницы. Они единодушно разделяли веру миссис Арчер, что когда случаются «такие вещи», то для мужчины это, несомненно, всего лишь глупость, тогда как для женщины — преступление. И все эти матроны считали любую безрассудно влюбленную даму непременно злостной интриганкой, всеми средствами удерживающей простодушного мужчину, угодившего в ее сети. И единственной их целью становилось как можно скорее подсунуть ему милую невинную девушку, женить его на ней и поручить ей присматривать за ним.
5. Арчер всегда был склонен думать, что случай и обстоятельства играют не слишком большую роль в жизни человека по сравнению с врожденной направленностью к тому или иному повороту судьбы.
6. Но во что превратится его жизнь после женитьбы? Он видел достаточно молодых людей, которые так же — пусть и менее страстно, чем он, — мечтали о настоящей жизни, а потом увязали, по примеру старшего поколения, в привычной праздной рутине.
7. И Арчер снова подивился тому священному преклонению американских женщин, даже тех, кто лишен суетности, перед этим божеством высшего света — одеждой.
«Это их военные доспехи, — подумал он, — этим они защищаются от неизвестного и бросают ему вызов». И он понял впервые, почему Мэй, которой не пришло бы в голову завязать лишнюю ленту в волосах для того, чтобы понравиться мужу, с такой серьезностью и внимательностью заказывала свой немалый гардероб.
8. умные лжецы приводят детали, а самые умные их избегают.
9. В целом он считал, что эта роль была менее постыдной, когда ее играла женщина по отношению к своему мужу. По сложившемуся в веках стандарту женщина имела право быть менее правдивой, чем мужчина, — она была существом зависимым, порабощенным и, следовательно, владела искусством изворотливости. К тому же она всегда могла сослаться на настроение или нервы, что служило основанием для того, чтобы ее не судили слишком строго, — и даже в самом высоконравственном обществе предметом насмешек становился исключительно муж.
В узком кружке, где вращался Арчер, над обманутыми женами никто не смеялся, а к мужчинам, продолжавшим свои похождения и после женитьбы, относились с оттенком легкого неуважения. То, что извинительно до женитьбы, после нее становилось не вполне уместным.
Комментариев нет:
Отправить комментарий