Глава 21
Скорбь
В течении нескольких недель после известия о смерти Зака, Уилл каждый день находился в оцепенении, подобно зомби. Внешне он вел себя как обычно, помогал Тому и выполнял школьные задания. Но внутренне чувствовал себя слишком ошеломленным, даже чтобы плакать. Он старался избегать коттеджа Литтлов, насколько это было возможно, и предпочитал ходить в школу и за покупками по дороге мимо церкви и коттеджей. В школе, испытывая боль от пустующего рядом стула, он беспорядочно разбрасывал бумаги по двум партам, в попытке скрыть отсутствие Зака.
Мисс Торн попросила его сыграть в рождественском спектакле, и, хотя Уилл согласился и принял участие в репетициях, весь процесс показался ему совершенно нереальным. Мисс Торн была им довольна, но самому Уиллу казалось, что его тело и голос были совершенно безжизненными.
Даже на уроках рисования он сидел и безучастно смотрел на пустой лист перед собой, не имея никаких идей в голове. Его частные занятия с Джеффри Сандертоном были настолько же плохими.
«Во мне ничего не осталось», — повторял он неоднократно, потому что чувствовал как-будто от него отрезали половину его самого, казалось что жизнь без Зака — это только половина жизни, и даже эта половина была пуста.
Большую часть времени Джеффри заставлял Уилла рисовать натюрморты, чтобы он на несколько часов мог забыть тупую боль, съедающую его изнутри, и сконцентрироваться на форме вазы с фруктами, цвете цветка или оттенках света. что падали на бутылку и ботинок. Но всегда, когда Уилл покидал Жуткий Котт, его охватывало одно и то же мертвое чувство, и все его действия казались бессмысленными.
Прошло четыре месяца. К Рождеству усилилось нормирование продуктов, но Уилл этого не заметил, потому что ему все равно казалось, что у них всего было достаточно. Они с Томом мастерили игрушки, используя краски и обрезки дерева, а Джинни и Джордж приходили помогать. Начиная с сентября и последовавших за этим непрерывных бомбардировок Лондона, число эвакуированных, наводнивших деревню, еженедельно росло. У многих не осталось домов в Лондоне, куда можно было бы вернуться. На Рождество несколько родителей приехали в Малый Уоруолд, чтобы отпраздновать этот день со своими детьми. Том и Уилл решили сделать игрушки для тех, кто потерял родителей, а также для многих из тех, кто были настолько бедны, что все равно не получили бы никаких подарков. Уилл радовался возможности заняться чем-нибудь, что могло отвлечь его от мыслей о Заке. Он по-прежнему мало говорил и, за исключением случаев когда репетировал, замыкался в себе как в ракушке. Том продолжал вести себя как обычно, ожидая момента, когда Уилл наконец примет факт смерти своего друга и сможет оплакать его.
Кэрри закончила свой первый семестр в средней школе. Домой она приходила после наступления темноты и после чая сразу начинала делать уроки, затем ложилась спать, вставая рано утром, чтобы выучить латинские склонения или французские глаголы, прежде чем снова отправиться в школу. Выходные и рождественские каникулы были единственным временем, когда её можно было встретить чаще чем обычно. Она ужасно скучала по Заку, потому что он был одним из немногих людей, с которыми она не чувствовала себя такой странной. Она не смела рассказать родителям о неприятных сторонах школьной жизни, поскольку мать все еще не одобряла ее учебу, а отец усердно работал, чтобы купить ей школьную форму и спортивную одежду. За это она будет вечно благодарна ему, поскольку это позволило ей чуть легче переносить некоторые трудности школьной жизни. Главным её затруднением был акцент.
Большинство девочек в школе говорили на другом английском языке: на шикарном английском языке новостей Би-Би-Си, как у Зака. Их родители платили взносы, а Кэрри была бедной стипендианткой и имела акцент, который многие девочки либо высмеивали, либо не могли понять. Джинни сказала, что она все больше стала говорить как сноб, а мать постоянно повторяла не позволять «этой школе» вскружить ей голову. Кэрри не намеренно разговаривала по-другому, просто весь день она общалась с учителями и девочками, которые говорили не так как люди в Малом Уоруолде. Она начала ощущать, что не вписывается ни в Малый Уоруолд, ни в компанию девочек из старшей школы. Кэрри была благодарна за то, что нужно было делать так много школьных заданий, а ее одиночество служило стимулом работать усерднее.
Она несколько раз заходила к Уиллу, но как только упоминала Зака, он всегда резко менял тему. Это усиливало чувство одиночества, поскольку ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь о Заке.
Однако одним прохладным январским днем непредвиденное событие заставило Уилла наконец смириться со смертью Зака. Это был очень сырой день, и, хотя Уилл был одет в тяжелое пальто, шарф и балаклаву, мороз пронизывал его до самых костей. Он позволил калитке кладбища громко звякнуть за ним и направился к Жуткому Котту по привычному маршруту, вдоль полей со стороны Грейнджа. Он всегда избегал ходить той дорогой, по которой они с Заком шли в их последнее утро.
Казалось будто сама земля замерзла. Затвердевшие борозды на полях были неподвижны, как волны гофрированного железа, а немногие уцелевшие пучки травы похрустывали, когда его ботинки наступали на покрывавший их иней. Наконец Уилл подошел к лазу в живой изгороди, служившему Джеффри Сандертону калиткой. Он пробрался через заброшенный сад и постучал в дверь.
Уилл оглянулся на деревья, которые теперь были совершенно голыми и тонкими, и подышал на руки, чтобы согреть их, притопывая при этом, чтобы вернуть свои замерзшие ноги к жизни. Он как раз думал о том, какими уязвимыми казались деревья, когда Джеффри открыл дверь.
"Привет", - сказал он весело. «Я только что поставил чайник. Положи пальто на кресло и погрейся».
Уилл с радостью снял с себя тяжелую зимнюю одежду и удобно уселся возле кресла, у очага.
«Сначала дай пальцам расслабиться», — крикнул Джеффри из кухни. «Не протягивай руки сразу к огню».
Но Уиллу не нужно было говорить это. Он вспомнил прошлую зиму, когда держал замерзшие руки над печью, и каким болезненным был внезапный переход от холодного к горячему. Джеффри вошел, прихрамывая, с большим чайником чая в руке. Поскольку у него теперь была деревянная нога, он полностью отказался от костылей и пользовался великолепной тростью из черного дерева, подаренной ему Эмилией Торн. У трости был серебряный набалдашник, а вокруг ручки были вырезаны странные витиеватые узоры.
Коттедж сильно изменился со времени первого визита Уилла туда. Джеффри и Эмилия Торн, которые сразу понравились друг другу, вдвоем почистили и покрасили стены, попутно добавив в интерьер полки, предметы мебели и растения в горшках.
"Что ты принес мне показать?" — спросил Джеффри, когда они сели у огня.
Уилл стыдливо посмотрел на ковер. Затем развернул картонную папку и достал оттуда рисунок погрызенной кости, лежащей в одном из тапочек Тома. Джеффри внимательно рассмотрел его. Уилл избегал его взгляда.
После того как они выпили чай, Джеффри поставил чайник на каминную полку. Рядом поместил фотографию двух молодых людей, обнимающих друг друга за плечи. Казалось перед этим они сильно смеялись. Перед чайником он положил свою курительную трубку.
«Это - твои темы для рисования на сегодня».
Уилл узнал в одном из молодых людей Джеффри.
«Кто тот второй мужчина?»,- спросил он. "Это Ваш брат?".
«Лучший друг», — ответил Джеффри. «Погиб в бою. Очень талантливый. Гениальный скульптор».
"Ох", — тихо сказал Уилл.
«Вообще-то это его трубка».
"Вы пользуетесь его трубкой?".
«Да. Я знаю, что он хотел бы, чтобы она была у меня. Когда я курю его трубку, это делает его в какой-то мере живым для меня. Понимаешь?».
Уилл не понял или не захотел понять. Ему было плохо уже от того, что он владел старым томом произведений Шекспира, принадлежавшим Заку. Он завернул его и отдал Тому, чтобы тот убрал книгу в шкаф вместе с карикатурой, которую нарисовал Зак.
Уилл сразу сел за работу. Обычно он мог полностью сконцентрироваться на объектах, которые рисовал, но сегодня, каждый раз, когда видел на фотографии смеющегося молодого человека и трубку, его это беспокоило. Они больше не казались неодушевленными предметами. Они были живыми. Уилл начал размышлять над тем, что возможно эти двое мужчин не раз вместе пили чай из того чайника.
Он пытался рисовать уверенно, но обнаружил, что его рука дрожит. Внезапно он увидел Зака на своем ярком велосипеде, поющего и высоко поднимающего руки в воздух, и кричащего: «Смотри, без рук!» и падающего прямо в живую изгородь, и вспомнил его исцарапанное лицо, усмехающееся ему. Уилл просидел за рисунком три часа и большую часть времени мрачно смотрел в окно, наблюдая как темнеет небо. Джеффри опустил светомаскировку и зажег газовую лампу.
«Пора прекращать работу», сказал он и заглянул через плечо Уилла.
«Мне очень жаль», — пробормотал Уилл. «Кажется, я не смог…». Его голос затих в тишине.
«Садись у камина, а я подогрею нам кексы на огне».
Уилл немного приободрился. Он удобно свернулся в кресле.
Пока Уилл мечтательно смотрел на огонь, раздался щелчок. Джеффри открыл граммофон и начал заводить его.
"Что Вы делаете?".
«Включаю музыку».
Пластинка издала свистящий звук, игла закружилась вокруг ее темного края, а затем заиграла музыка. Это была та же мелодия, которую они с Заком слушали, когда сидели среди беспорядка коттеджа и зажженных свечей, в тот день, когда впервые пришли сюда.
Уилл хотел, чтобы Джеффри выключил эту пластинку. Но он не мог заговорить или посмотреть на него, чтобы не выдать свои чувства, поэтому снова стал смотреть на огонь. При этом он внезапно почувствовал, что не только он смотрит сейчас на пламя, но они оба: он, и Зак. Уилл чувствовал как-будто Зак сидит рядом с ним, переполненный эмоциями и отчаянно желающий начать двигаться в такт музыке, в то время как он, Уилл, был счастлив просто слушать. Это было сбивающее с толку ощущение. Он взглянул на фотографию на каминной полке и она напомнила ему снимок, который миссис Клэренс сделала с ним и Заком в «Соль-на-губах».
Как только пластинка закончилась и игла стала лениво покачиваться в центре, он решительно встал, схватил балаклаву и пальто.
«Я должен уйти, но я вернусь», — хрипло проговорил он.
Джеффри кивнул и провел его до двери. Он нежно сжал плечо Уилла.
«Лучше принять то что случилось, чем притворяться, что этого человека никогда не существовало», — тихо сказал он.
Уилл не хотел слушать это. Его глаза были затуманены, а все тело пронзала боль. Он споткнулся в темноте и вместо того чтобы уйти через лаз в живой изгороди, не глядя пошел в сторону леса и реки.
Спотыкаясь и падая на корни деревьев, Уилл поцарапал лицо о невидимые в темноте ветки. Потревоженная сова громко заухала и пролетела над его головой, но он едва ли услышал ее. Наконец он добрался до реки. Уилл стоял возле нее, глядя на ее зеркальную поверхность, его грудь и плечи сотрясались, а живот болел. Он снова почувствовал рядом с собой присутствие Зака, почувствовал как он смотрит вверх на звездную ночь и произносит какой-то странный отрывок из стиха.
"Нет, нет", — прошептал Уилл, дико маша головой. «Нет, нет. Тебя здесь нет. Тебя никогда здесь не будет». Гневно всхлипнув он поднял сухую ветку и ударил ею о ствол дерева, пока она не сломалась. Уилл бешено хватал все ветки, которые мог найти, ломал их и швырял в реку, не заботясь о том, причинит ли он вред каким-либо животным, которые могли зимовать поблизости, потому что он чувствовал себя настолько измученным, что его больше не заботило ничего, кроме острой боли, которая, казалось, пронзила всё его нутро. Он был зол на то, что Зак умер. Зол на него за то, что он ушел и оставил его.
Сильным рывком Уилл выдрал одно крошечное подгнившее деревце с корнями и швырнул его на землю. Задержав на мгновение дыхание, он напряженно встал и посмотрел вверх, сквозь ветви деревьев.
«Я ненавижу тебя, Боже. Я ненавижу тебя. Ты меня слышишь? Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!».
Он стоял, крича и крича в небо, пока не упал в изнеможении, рыдая, на землю.
Он понятия не имел сколько времени пролежал там без сил. Было ощущение, что прошел год. Медленно Уилл поднялся на ноги, окоченевший и дрожащий, взобрался на берег и побрел через лес.
Том ждал его у калитки. Он собирался подождать еще минут пять, прежде чем отправиться в сторону Жуткого Котта, когда услышал легкие шаги по дороге. Том всмотрелся в темноту и заметил светлый пучок волос, торчащий из балаклавы Уилла. Лицо его было покрыто землей и следами от слез, а губы и веки были припухшими.
"Пойдем", — сказал он, нарушив тишину, и обнял Уилла за плечи, пока они шли по тропинке к коттеджу. Как только Том открыл входную дверь, Уилл быстро обернулся.
«Мне очень жаль, папа», сказал он. «Я не думал, что ты будешь волноваться. Мне нужно было побыть одному, понимаешь. Я должен был. Я забыл о тебе. Я не подумал. Извини».
«Теперь ты дома», — сказал Том. «Ты выглядишь изрядно потрепанным. Тебе лучше умыться и пойти спать».
Только когда Уилл заснул, а Том лежал в своей постели, он позволил себе полностью осознать смысл сказанного Уиллом.
«Он назвал меня папой», — хрипло прошептал он в темноту. «Он назвал меня папой». И хотя его переполняло ощущение безграничного счастья, слезы тихо текли по его лицу.
"Уилл!" — воскликнула тетя Нэнси, открывая заднюю дверь. Она на мгновение потеряла дар речи. «Входи! Входи!».
Уилл вошел на кухню.
"Глинтвейна?",- начала она, а потом остановилась. Глинтвейном Зак называл горячий сок черной смородины.
«Да. Пожалуйста», — ответил Уилл, сел и стал смотреть как она его готовит.
«Нам не хватало твоих визитов», — сказала тетя Нэнси, протягивая Уиллу чашку и присоединяясь к нему за столом.
Она с любовью зажгла полсигареты, как-будто это была последняя сигарета, оставшаяся в Великобритании, глубоко затянулась и начала сильно кашлять.
«Я оставила комнату Зака такой, какая она была», — сказала она, приходя в себя.
Уилл кивнул и подул на свой напиток.
«Доктор Литтл и я, мы не хотели ничего трогать, пока ты не, пока ты этого не захочешь. Хорошо?».
Уилл поднял глаза и улыбнулся. «Да».
«Хорошо», - и она откинулась на спинку стула, почувствовав облегчение.
«Могу ли я покататься на его велосипеде?».
Миссис Литтл не была уверена правильно ли расслышала. "Что?" — переспросила она. "Что ты сказал?".
«Могу ли я покататься на его велосипеде?»
«Зака?»
"Да"
"Если хочешь." Она взглянула на него на мгновение. «Тебе, наверно, придется опустить сиденье».
«Да. Я знаю».
«Я не знала, что ты умеешь кататься».
«Я не умею. Пока. Но я научусь».
«Он в бомбоубежище. Вероятно, его потребуется смазать и накачать шины. У тебя есть масло?".
«Да. А насос прикреплен к велосипеду».
Миссис Литтл поднялась из-за стола и открыла дверь, ведущую в кладовую. В большом ящике под нижней полкой лежал набор инструментов и веревка.
Она наклонилась над ним, перебирая лежащий внутри хлам.
«Ага!», воскликнула она, размахивая гаечным ключом в воздухе. «Я опущу для тебя сиденье».
"Нет", — сказал Уилл, вставая. «Я хочу сделать это сам».
"Ты уверен?"
«Да»
«Вот что я тебе скажу: ты сделаешь грязную работу, а я подержу для тебя велосипед».
Он собирался отказаться, но передумал.
«Отличненько», — сказал он и затем покраснел, потому что это было одно из высказываний Зака.
Велосипед вытащили из убежища, вытерли насухо старой сухой тряпкой, смазали маслом и переустановили заднее колесо, так как оно сильно прижималось к раме. Цепь не была натянута, а висела возле педалей. Уилл взял ее и твердо, но осторожно поставил на место. Одна из шин была пробита. С помощью тети Нэнси и набора инструментов Зака он все залатал. Уилл протер крылья велосипеда и соскреб ржавчину с руля. Это было странное чувство заниматься починкой велосипеда, как-будто каким-то образом прикасаешься к самому Заку.
Уилл покатил велосипед вокруг коттеджа и по высокой, заросшей траве. Он как раз боролся с калиткой, когда к нему прибежала миссис Литтл, неся небольшую холщовую сумку Зака.
«Я приготовила тебе несколько сандвичей с джемом, — задыхаясь, выдохнула она, ее худая грудная клетка вздымалась, — а внутри бутылка имбирного пива».
Уилл неуверенно посмотрел на сумку. «Спасибо», сказал он наконец.
Взяв сумку, он надел ее через голову так, чтобы она свободно и надежно висела на спине.
Миссис Литтл потянула за калитку, чтобы выпустить его, и смотрела, как Уилл катит велосипед по тропе.
Дойдя до коттеджей Уилл почувствовал, что у него горят уши. Он повернул налево и старался не оглядываться по сторонам, в надежде что никто его не заметил. Он прогуливал школу, чего не делал никогда в жизни. Незаметно для него Эмилия Торн стояла у школьного окна и безмолвно наблюдала за ним.
Уилл продолжил путь, пока не скрылся из виду за коттеджами, а когда нашел достаточно ровный участок дороги, перекинул ногу через велосипедное сидение и на минуту застыл неподвижно.
Он поставил носок ботинка на одну из педалей. Стиснув зубы и глубоко вздохнув, Уилл нажал на нее и вильнул вперед. Велосипед свернул вбок и врезался в ближайшие кусты. Уилл поднялся и забрался обратно на сиденье. Велосипед снова завалился на один бок, да так, что Уилл поцарапал колени об шероховатую поверхность дороги. Не испугавшись, он снова взобрался на сидение; и каждый раз когда он вилял и падал, его решимость становилась только сильнее.
Несмотря на иней, покрывавший живые изгороди и окрестные поля, Уиллу было жарко из-за постоянного движения, и вскоре он снял пальто и оставил его висеть на ветке ближайшего дерева.
Временами ему удавалось продержаться на велосипеде несколько метров, но затем он снова сворачивал в очередные заросли ежевики или покрытой инеем крапивы. Он снова и снова слышал слова отца в своей голове. «Не торопись, всему свое время». Но то ли потому что это был велосипед Зака, то ли потому что цвета были такими яркими, он чувствовал разочарование и нетерпение. Он хотел научиться ездить прямо сейчас. Когда наконец ему удалось проехать достаточное расстояние, Уилл вознаградил себя сандвичами с джемом из черной смородины и имбирным пивом, приготовленными тетей Нэнси. На его лице, а также под рубашкой и свитером, появилась испарина. Вскоре свежий январский воздух превратил ее в холодный липкий пот. Уилл повесил сумку на ветку и толкнул велосипед вперед. Перерыв был хорошей идеей, потому что когда он снова вернулся к езде, процесс казался уже менее трудным.
Вскоре Уилл начал обретать уверенность. Он снова надел пальто, оставив его расстегнутым, и перекинул сумку через голову на плечо. Теперь он понял почему Зак так любил кататься. Научившись езде, возникает чудесное чувство свободы.
Пока он ехал, и полы пальто развевались сзади, а морозный ветер освежал лицо, Уилл внезапно почувствовал, что Зака больше нет рядом с ним, но он внутри него и очень даже живой. Внутренняя зажатость в его теле сменилось возбуждением.
«Ураааа! Калух! Каллей!» закричал он.
Велосипед трясся по небольшой неровной дороге, позвякивая так, что Уиллу хотелось смеяться.
«Виззо!», - крикнул он, ловко поворачивая яркий велосипед за угол, и резко остановился. Крутой холм взять на велосипеде не удалось, ноги Уилла были пока недостаточно сильными для этого. Он слез и покатил его вверх. Было чудесно стоять на вершине холма, мягко прислонясь к велосипеду. Уилл посмотрел вниз на широкую полосу полей, лесов и крошечных ледяных ручьев. Небо было бледным и безоблачным. Небольшой луч солнечного света пробился сквозь темные ветви деревьев в лесу. Уилл глубоко вздохнул.
"Зак не умер, — пробормотал он. «Не совсем. Только не душа Зака». И он со счастливым видом посмотрел на поля. «Никто не может отобрать у меня воспоминания, и я могу поговорить с ним когда захочу».
Уилл смотрел как солнце постепенно опускается за стволы деревьев.
"Итак, Зак, — сказал он вслух. «Чем мне теперь заняться?».
«Мне следует медленно и неторопливо повернуть назад, — ответил он себе, — и заскочить к Энни Хартридж».
«Какая хорошая идея», сказал Уилл.
«И ох, я говорю», - продолжил воображаемый Зак. «Ты молодец. Что научился ездить на моем велосипеде». И Уилл похлопал себя по плечу.
Он развернул велосипед и поехал обратно с холма, контролируя быстрый спуск с помощью тормозов. После небольшого путешествия на холм ехать было еще приятнее. Уилл расслабился, обрел гармонию с собой.
Он завернул за угол и увидел коттедж Энни Хартридж. Уилл подкатил велосипед к ее входной двери и прислонил его к стене.
«Я постучу», — сказал «Зак», схватил медный молоток и сильно постучал им в дверь.
Энни открыла ее, держа в руках телеграмму. Она была в слезах.
"О, привет, Уилл", — сказала она, полусмеясь. «Входи, входи же». Она закрыла за ним дверь. «Я только что получил замечательные новости. Мистер Хартридж жив. Он находится в лагере для военнопленных в Германии. Мы можем писать друг другу, и я могу посылать ему посылки через Красный Крест, продуктовые посылки. О, Уилл!",- воскликнула она. «Я так счастлива. Не могу в это поверить. Я хочу написать ему прямо сейчас».
Она взглянула на грязное лицо Уилла, а затем осмотрела его с головы до пят.
«Чем ты занимался? Ты весь в ссадинах и царапинах».
«Я учился ездить на велосипеде Зака», - рассеянно сказал он. Энни на мгновение потеряла дар речи.
"Тебе удалось удержаться на нем?",- сказала она наконец.
«Постепенно», — ответил Уилл, засунув руки в карман шорт и опираясь на одну ногу.
"Почему ты . . ." но она остановилась. Она собиралась сказать, что он выглядел и говорил немного как Зак. Он выглядел очень оживленным, что было необычно для Уилла.
В течении нескольких недель, последовавших за случаем с ездой на велосипеде, все заметили резкие перемены в Уилле, особенно Эмилия Торн. Она решила поставить свою версию Питера Пэна и пригласила Уилла на роль Питера Пэна, но, к ее удивлению, он встал в холле здания деревенского совета и перед всеми сказал: «Я бы хотел сыграть Капитана Крюка. Можно?».
Мисс Торн была немного озадачена. Капитан Крюк был комическим и ярким персонажем.
«Давай попробуем», сказала она..
Уилл на репетициях удивил и ее, и всех остальных. Он работал над ролью в своей комнате, и так чтобы никто не знал, клал перед собой подушку и говорил: «Зак, как ты думаешь, как мне следует произнести эту фразу?» или «Как ты думаешь, что чувствует Крюк в тот момент, когда крокодил появляется в третий раз?".
Затем Уилл садился на подушку и не только отвечал на свои вопросы как Зак, но даже произносил реплики как он.
Спектакль имел большой успех. Уилл заставил людей безудержно смеяться над вспышками гнева Крюка и его трусливым бегством от крокодила. Любовь публики к Уиллу была настолько очевидна, что, когда несколько детей подтолкнули его вперед, чтобы он поклонился отдельно, зал разразился аплодисментами.
Том ужасно гордился им, но он делал это уже давно. Он встретил Уилла у крошечной задней двери, ведущей в общую гримерку за сценой, и вместе они пошли домой, оживленно болтая всю дорогу до своего коттеджа у кладбище.
В ту ночь, лежа в постели, Уилл почувствовал небольшую грусть, несмотря на все полученные аплодисменты. Ему было грустно, что Зака не было рядом, чтобы разделить с ним успех. Теперь он понял, что Зак, с которым он разговаривал последние недели, был человеком созданным его собственным воображением и горсткой воспоминаний. Просто часть его самого, похожая на Зака, общительная, дерзкая часть его самого была спрятана внутри него, и именно дружба с Заком вывела эти качества на поверхность.
Уилл зарылся в одеяла и уже собирался заснуть, когда внезапно вздрогнул. «Я больше не полу человек», — подумал он. Я цельный. Я могу жить без Зака, хотя все еще скучаю по нему».
Уилл повернулся и прислушался к завываниям ветра на кладбище. Ему было тепло и радостно. Он вздохнул. Хорошо было быть живым.
Комментариев нет:
Отправить комментарий